Метки статей
наркотики
долголетие
гены
алкоголь
дети
любовь
смертность
здоровье
лишний вес
секс
мусор
вредные привычки
зависимость
активность
здоровый образ жизни
здравоохранение
медицина
спорт
питание
фаст-фуд
депрессия
стресс
экология
психология
вегетарианство
досуг
велосипед
похудение
профилактика
рак
общество
ожирение
старение
экономика
исследование
ВИЧ/СПИД
мужчины
семья
эпидемия
память
активный образ жизни
биоритмы
демография
рождаемость
наука
старость
праздник
донорство
отходы
аллергия
генетика
молодежь
воспитание
эксперимент
закон
педофилия
телевидение
безопасность
технология
еда
ориентация
права человека
счастье
реклама
зрение
простуда
возраст
гендер
родители
психика
продолжительность жизни
культура
мышление
диагностика
лженаука
оздоровление
ценности
образ жизни
ответственность
технологии
здоровое питание
традиции
образование
мифы
эмоции
политика
новый год
правильное питание
смерть
беременность
женщина
детство
совы и жаворонки
боль
анонс
Рождество
ЧП
инвалидность
аборты
личность
мозг
роды
усыновление
пенсия
сироты
история
добро
насилие
история успеха
благотворительность
личная эффективность
зло
нравы
социальная политика
кино
сила
красота
психиатрия
саморазвитие
ложь
аутизм
подростки
детское питание
позвоночник
спина
личный опыт
зубы
религия
школа
пенсионная реформа
пищевые привычки
общение
солидарность
обучение
личная история
кризис
животные
семейные ценности
просвещение
интеллект
поведение
женщины
коронавирус
47070 показов
38178 показов
«Если что-то и может утешить — это как раз то, что некоторые не умирают»
Добавлено: 28 сентября 2015
Как принимают диагноз «рак» родные больного и что действительно приносит им облегчение – об этом специальный корреспондент ИД «Коммерсант» Анна Наринская.
Известный (и, отчасти, скандальный) психолог Элизабет Кюблер-Росс разделила жизнь смертельно больного человека — с момента получения диагноза и до конца — на пять стадий. Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. С конца 1960-х годов, когда вышла ее книга «О смерти и умирании», эта схема многажды оспаривалась — но всегда в деталях, а не в целом. То есть то, что, в принципе, душевное состояние человека со смертельным диагнозом развивается этапами, что один «период» сменяет и даже вытесняет другой, — это стало теперь чуть ли не общим местом.
Я пока (про такое теперь можно говорить только так) не знаю, что испытывает человек, узнавший о собственном смертельном диагнозе. И, соответственно, не могу об этом написать. Но я знаю, что испытываешь, когда такой диагноз выносят твоему близкому человеку. Ближайшему. Об этом по-настоящему (полно, цельно) я тоже не могу написать. Но все-таки немного могу.
Никаких стадий нет. То есть во всяком случае после того, как ты перестаешь метаться как бешеная, звонить, обивать пороги, отсылать анализы в иностранные клиники, собирать консилиумы, требовать стороннего мнения и смены протокола химиотерапии. После того, как ты поверила. После того, как ты однажды зашла в палату и увидела. И разрешила себе понять. Нет, не принять, — ни о каком окончательном принятии речи быть не может. Просто понять.
Ты испытываешь отрицание, все равно отрицание, гнев, гнев, гнев, депрессию, да какую там депрессию, полную кромешную черноту, — и все это одновременно. Находясь рядом, ты как-то собираешься, как-то берешь себя в руки (хотя удается не всегда: задыхающийся от слабости больной, утешающий своего визитера, — это не штамп американских сериалов, а совершенно документальная реальность), но потом наступает ночь, ты глядишь в темный потолок, и стучащее в мозгу «за что?» разрастается в такое специальное изматывающе-сосущее чувство. Оно отравляет все. Все самое прекрасное, что может с тобой произойти и даже происходит: концерт Моцарта #24, двадцать четвертый же (в твоей жизни) просмотр фильма «Касабланка», школьный спектакль, в котором твой ребенок играет главную роль, — все это приправлено отдельной, ни на что не похожей, разъедающей горечью.
И да, ты все знаешь, ты копалась в Интернете, прочла пару-тройку книг и даже дала сводить себя к психологу. Но эти знания, советы, примеры из жизни (из других жизней) только все усугубляют. Потому что в таком горе, в такой боли, в такой беспомощности не может быть ничего универсального.
И нечего им, думаешь ты, делиться опытом и советами и, главное, указывать на то, что такое случается со многими, а особенно сейчас, вот прямо, ну, куда ни посмотри… В дневнике Анны Франк есть место, где изнывающей в убежище Анне предлагают утешаться мыслями о том, что многие-то вообще попали в концлагеря, то есть им еще гораздо хуже, чем ей. «Почему мысли о тех, кому ужасно, должны скрашивать мне жизнь?»— гневно спрашивает она. Почему мысли о том, что близкие безвременно и мучительно умирают не только у тебя, должны хоть как-то тебя утешать?
Если что-то и может утешить — это как раз то, что некоторые не умирают
То есть даже совсем наоборот. Если что-то и может утешить, то есть нет, конечно, не утешить (утешить не может ничто), а принести какое-то облегчение, — это как раз то, что некоторые не умирают. Эта страшная болезнь, вытягивающая жизнь из того, кого ты любишь, становится твоим личным, страшным, смертельным — в прямом смысле слова — врагом. И каждый избавленный от нее — это победа.
Я помню, как это было. Я вышла из палаты в коридор. Там за дверью лежал мой любимый младший брат. Он уже несколько дней не разговаривал, а сегодня на него надели кислородную маску. Я знала, что это значит.
У соседней палаты сидела женщина с большой яркой сумкой. Она держала на коленях байковую рубашку и в прямом смысле ласкала ее, гладила и даже что-то ей шептала. Я посмотрела на нее испуганно. Я тогда, наверное, всегда смотрела испуганно. Она подняла на меня глаза и сказала: «Вот сыну принесла. Выписывают. Ремиссия».
Я помню, — в этот момент мне стало физически легче дышать. Мне становиться легче и как-то веселее дышать и сейчас, когда я просто пишу об этой женщине и этой рубашке.
Когда смертельно болеет тот, кого ты любишь, тебе приходится очень много просить. Ты просишь постоянно — друзей, друзей друзей, врачей, нянечек, чиновников, продавцов в аптеке, охранников на входе в больницу, милиционера, остановившего в ту самую ночь за превышение скорости. И вырабатывается идиосинкразия. Я с тех пор практически никогда не прошу. А вот сейчас попрошу.
Фонд «Нужна Помощь» собирает деньги на оплату реактивов, оборудования и расходных материалов, необходимых для бесперебойной работы лабораторий НИИ им. Р. Горбачевой — единственной в России федеральной клиники, где делают все виды трансплантации костного мозга для взрослых и детей - процедурe, дающей шанс многим больным лейкозом не умереть.
Каждый рубль поможет спасти чью-то жизнь! Давайте поможем.
блог Нужнапомощь.ру
фото: www.kommersant.ru
Метки статьи: психология, рак, благотворительность
Комментарии:
Читайте также:
Излучение мобильных телефонов с развитием рака напрямую не связано, но риск есть
0
Общение по мобильному телефону в течение 30 минут увеличивает риск развития рака мозга. Однако устойчивой связи между использованием сотовой связи и раком мозга ученые не нашли, сообщает отчет ВОЗ. |
Препараты для лечения болезней сердца увеличивают риск раковых заболеваний, хотя и в небольшой степени, сообщает Русская служба «Би-би-си». |
Нанесение на пачку сигарет изображений рака легкого – более эффективная мера в борьбе с курением, чем обычные предупредительные надписи, считает главный терапевт департамента здравоохранения Москвы Леонид Лазебник. |