«Благотворительность в медицинской сфере просто не имеет права свернуться»
Добавлено: 12 ноября 2014
Из-за спада в экономике сокращаются пожертвования, но благотворительные фонды должны активизироваться, а не сворачиваться, ведь те, кто нуждается в помощи, в кризис нуждаются в ней еще больше, считает Нюта Федермессер из фонда «Вера» .
У нас начался спад пожертвований от юридических лиц – еще не в разы, но уже ощутимо. Они отреагировали на кризис в экономике кто два месяца назад, кто месяц назад. Вдобавок одним из наших любимых, надежных и постоянных партнеров был один из закрытых (официально говоря – реорганизованных) банков.
Физические лица, т.е. частные жертвователи, наоборот, активизируются. Причем я не могу подсчитать, какая доля в нашем бюджете приходит от физических, а какая от юридических лиц, потому что, по моему убеждению, большая часть пожертвований от юридических лиц по сути была пожертвованиями личными, частными, но совершенными через компании и с их помощью. Крупные корпорации, вроде «Русгидро», Московской валютной биржи или «Открытия», которые нам помогают, не изменили своей политики и продолжают сотрудничество. Там решение о работе с нашим фондом было принято не отдельным человеком, а правлением или благотворительным комитетом.
Там же, где помощь юрлица фонду была личным решением руководителя компании, мы ощутили спад, но я не знаю, считать ли это спадом личных или корпоративных пожертвований.
Личные некрупные пожертвования наоборот растут. У нас в стране народ устроен странным образом: когда тухло, он сплачивается. С тех пор, как я сама стала заниматься благотворительностью, я практически перестала жертвовать или жертвую в свой же фонд. Но и я недавно приняла решение помочь – откликнулась на просьбу, никак не связанную с фондом «Вера», хотя обычно все ресурсы мои и моей семьи посвящены нашему фонду. И многие сегодня понимают, что те, кто нуждается в помощи, в кризис нуждаются в ней еще больше.
Цены на то, что мы покупаем (оборудование, препараты, расходные материалы), пока не выросли несмотря на то, что производители в основном западные и закупки производятся не в рублях. Как эти цены вырастут в будущем – я не знаю. Как физическое лицо, я уже почувствовала рост цен и в магазине, и на автозаправке, а как организация, мы его еще не ощутили.
Одна из статей наших расходов – ежемесячная материальная помощь семьям (когда мы говорим о неизлечимо больных детях) и сотрудникам самих хосписов. Эти статьи не выросли, и мы не планируем увеличивать размеры выплат в следующем году.
На сегодня у нас нет возможности затянуть пояса. Мы бы, может быть, и рады были поэкономить, но мы же не коммерческая структура, тут мы не ради своей прибыли работаем, поэтому нельзя тихонько пережить кризис путем реструктуризации расходов и доходов. Что же, мы должны выбрать, кому мы не поможем? Вычеркнуть какой-то хоспис, какую-то семью из списка, потому что у нас стало меньше денег?
Адресная помощь у нас касается только неизлечимо больных детей – и их семьи не в той ситуации, чтобы им отказывать. Я не вижу способа уменьшить объемы помощи, потому что для семей, которые к нам обращаются, мы – край, последняя помощь на пути.
Соответственно, выход для нашего фонда я вижу только в интенсификации фандрайзинга. Другое дело, что на сегодня просто нет свободной пары рук или недозагруженных сотрудников. Мы всерьез думаем, что нам надо реструктурировать работу фандрайзинга, нанять еще людей – нам надо привлекать больше средств, потому что нет иного способа выполнить свои обязательства перед людьми в следующем году.
Мы не можем изменить свою стратегию поведения. Вот вы начали какую-то программу помощи, сформулировали ее, вам пришли запросы о помощи, и вы понимаете, что нужно и сколько это стоит. В рамках этих запросов вы ищете деньги. Вы нашли нужную сумму и обязаны потратить ее в соответствии с назначением платежа, запросом и программой.
Ни в каком назначении платежа, ни в одном запросе и ни в одной программе не записано, что в случае ухудшения экономической ситуации я могу отложить эти деньги на черный день и через год потратить на что-то более нужное. Я должна потратить их в срок и на то, на что они были даны. У нас есть на счету средства, перечисленные на конкретные цели, – но нет возможности их «прижать».
Единственное, что я могу, – это сокращать свой собственный персонал и административно-хозяйственные расходы. Но это палка о двух концах: сократишь персонал – станет меньше денег, он ведь их не только тратит, но и зарабатывает. Персонал понимает, что сокращения возможны. Мы начеку, но оборотов пока не сбавляем.
Если говорить о благотворительности в целом – она в России уже не только зародилась, но и вошла в возраст тинейджера, в стадию самого бурного роста. У всех бывают сложные периоды – наступает такой и для благотворительности. Но, как и в любой другой сфере, действовать нужно по принципу «делай, что должно, и будь что будет».
Никто даже в Кремле не сможет точно предсказать, что будет с экономикой в середине 2015 года, например. И не угадаем мы сегодня, в каком хосписе прорвет канализационную трубу или у кого будет умирать от рака ребенок. Что, хоспису закрываться, если мы не найдем 46 тысяч на трубу? Найдем!
А где-то нужно 15 тысяч в месяц на специальное питание – найдем. А где-то миллион на жизненно важное оборудование – ужаснемся и будем искать. Как? Да просто выхода нет.
Благотворительность в медицинской сфере просто не имеет права свернуться: наши пациенты в сложный период страдают в первую очередь. И мы должны активизироваться, а не сворачиваться. И пока мы свои обязательства выполняем.
Из-за засухи летом 2010 года за черту бедности попали более 700 тысяч россиян. Аномальная жара привела к гибели почти 40% урожая, что спровоцировало резкий рост цен на ряд продуктов, сообщаетРИА «Новости»со ссылкой на Минэкономразвития.
Сельским хозяйством в России могут заниматься только сумасшедшие. Я даже не знаю, что для этих людей опаснее – сюрпризы погоды, ВТО или неэффективность властей. Если мы, потребители, их не поддержим, то после 1 сентября многие аграрии пойдут на дно. Вы готовы проявить солидарность с отечественными производителями продовольствия?
Ежегодно в мире производят четыре миллиарда тонн продуктов, но половину из них люди никогда не съедят. Горы еды они теряют при доставке от поля к прилавку, тонны продуктов выбрасывают на помойку торговля и сами потребители.